Энни попала на их базу со второй и последней волной беженцев - то ли из Вегаса, то ли из Карсон-Сити. Тогда зоны вторжения занимали всего 100-200 миль, а между базами эвакуации еще была связь, всех женщин и детей позже эвакуировали в центр гражданской обороны, а она, в числе немногих из гражданского персонала, осталась на базе Икс-Рей. Центр ГО был уничтожен через неделю, вместе со 100 тысячами гражданских. Там были мать и сестра Энни.
Артур вспомнил тот день, когда увидел Энни первый раз в лазарете, ее мягкую теплую улыбку. Энни дежурила в операционной, а их привезли после падения «Чинука» над периметром Зоны Вторжения 19. Тогда, после третьей или четвертой тяжелой операции, когда врачи и медсестры уже буквально падали с ног, очередь дошла и до него. Ранение было несерьезным, но очень болезненым, и он глупо, как деревенщина, пытался отшутиться:
- Мисс, вы уже устали от этого рукоделия, дайте мне иголку с ниткой, я сам попробую заштопать, - а сам улыбался, глядя на ее милое личико и ладно-скроенную фигурку, старательно не замечая кровь на халате.
Но она тоже только улыбнулась в ответ той самой Своей улыбкой уголками глаз и губ, положив невесомую ладошку ему на плечо:
- It’s ok! - и принялась зашивать рану. От нее пахло горелым железом, дымом, кровью и смертью, а в операционной звучала «Whiskey In The Jar» Металлики из чьего-то бумбокса на батарейках. Видимо, чтобы врачам было проще бороться со сном и усталостью. Странно, как запоминаются именно такие второстепенные и казалось бы совсем неважные детали - запахи, звуки, музыка - зато по ним можно даже спустя годы путешествовать в прошлое...
Артур так и не понял, почему она выбрала его, а не лейтенанта, Джека, или, скажем, Чарли... «Ты всегда был чертовски-везучий сукин сын на женщин» - любил говаривать его отец - «только у тебя никогда не хватало мозгов этого понять». Старый мистер Джонсон, конечно же, был как всегда прав - он никогда не понимал женщин.
Артуру было приятно думать об Энни эти последние километры до цели, вспоминать Их год - все моменты тихой радости и печали, которые у них были несмотря ни на что, и которые уже никто у них не отнимет. А особенно ее улыбку, негромкий смех, голос. Запах ее волос, теплые нежные руки, ямочки на щеках и не только. Музыку, которую Эни после Импульса длинными вечерами в бункере играла им с ребятами «по заявкам» на гитаре или самодельной губной гармошке. Пару ее веселых футболок с принтами из диснеевских мультфильмов. И конечно же те моменты, о которых обычно не говорят вслух.
Артуру было горько, но радостно вспоминать все это, даже зная, что Энни тоже уже нет.